Поэзия Константина Симонова.

Как часто истинные поэты предсказывают свою судьбу, произошло это и с Константином Симоновым.

Всю жизнь любил он рисовать войну

Беззвёздной ночью, наскочив на мину,

 Он вместе с кораблем пошёл ко дну,

Не дописав последнюю картину,-

Эти, созданные ещё молодым поэтом строки стали пророческими. Константин Симонов умер в разгаре вдохновенной работы над художественной историей войны…

Согласно завещанию, прах его развеяли над Могилёвом, где военкор Симонов в1941 году впервые видел, как наши войска сожгли 49 немецких танков и бронетранспортёров и где теперь стоит валун со строго высеченной надписью «Константин Симонов».

Нравственное взросление поэта происходило, по его собственным словам, в атмосфере «сперва предгрозья, а потом и разразившейся грозы»… Но не только военную поэзию писал поэт, рядом с историческими полотнищами «Ледовое побоище» и «Суворов», Константин Симонов создаёт исповедальные  поэмы - «Первая любовь» и «Пять страниц».

Школой художественного осмысления военной действительности, стал для Симонова Халхин-Гол, куда он в 1039 году попал военным корреспондентом  газеты «Героическая красноармейская», где он написал книгу «Соседям по юрте», в которой перед читателями предстали строки высокого реализма и честности:

 Я как в жизни, спутал в своём рассказе

И важное, и пустяки,

Но товарищи скажут,

Что всё это правда

От первой и до последней строки.

 «Парадокс» симоновской поэзии – самым всеобщим, всенародным, всемирным стало личное, частное и интимное его стихотворение «Жди меня и я вернусь...», которое стало и стихотворением, и листовкой, и песней, и вообще частью духовной жизни каждого советского бойца. Симонов говорил так же: «Из стихов наибольшую пользу, по-моему, Принесли «Жди меня», они наверное не могли не быть написаны. Если б не написал я,  написал бы кто-то другой».

Нет, никто другой его стихов написать бы не смог. Мастерство в симоновском стихотворении не выставлено на показ: оно сказывается не в рифмах или метафорах, а в самом неземном и трудноуловимом -  в интонации, если и похожей на что-то, то на народные заклинания…

Большая половина стихов Симонова написана в виде обращения к некоему  второму лицу (« Ты помнишь, Алёша…», «Если дорог тебе твой дом…»,  «Когда ты входишь в город свой…», «Не плачь! -  Все тот же поздний зной…») и внутренне диалогична. Не потому ли так прямо входят эти стихи в душу читателя, так непосредственно окликают его?

Ты знаешь, наверное, всё-таки родина-

Не дом городской, где я празднично жил,

А эти просёлки, что дедами пройдены,

С простыми крестами их русских могил…

В 1944 году Николай Тихонов сказал: «Поколение Симонова в окопах и боях. Оно выиграет войну. И вспоминая войну, оно вспомнит Симонова. Это много».

 

Вся военная лирика Константина Симонова представляет собой монолитное единство, а не внешнюю совокупность отдельных стихотворений.

Герой этого монолита – образ лирического героя с огромной любовью к Родине, Любовью не помпезной, а выстраданной и защищенной в бою:

Не той, что из сказок, не той, что с пелёнок,

Не той, что была по учебникам пройдена,

А той, что пылала в глазах воспалённых,

А той, что рыдала, - запомнил я Родину.

Герой стихов Симонова – натура бескомпромиссная и цельная в бою ли, в дружбе ли, в страсти.

Мы оба с тобою из племен,

Где если дружить – так дружить,

Где смело прошедшего времени

Не терпят в глаголе «любить».-

 

Так и только так обращался поэт к своей трудной любви, к вдохновительнице своих писем-стихов…Даже  когда Константин Симонов обратился к прозе, он никогда не разлучался с фронтовой лирикой и через тридцать лет услышал во Вьетнаме перевод своих стихов «Жди меня…», написал:

Пусть в этот день, когда уже не ждут

С войны людей и – тишина в природе,

Мои стихи, легко вздохнув, умрут

В прекрасном вашем переводе…

Нет! Стихам Симонова умереть не суждено. Новые и новые поколения будут черпать в них «святую ярость наступления» и твёрдость позиции, безудержную любовь к жизни и дар дужбы и будут отращать к Симонову его же собственные строки:

 Есть ушедшие давным- давно,

На кого и до сих пор надеемся,

С кем живым ли, с мертвым, до сих пор

Хлебом правды по привычке делимся…